После этого, как, бывало, придешь на верх и станешь перед иконами, в своем ваточном халатце, какое
чудесное чувство испытываешь, говоря: «Спаси, господи, папеньку и маменьку». Повторяя молитвы, которые в первый раз лепетали детские уста мои за любимой матерью, любовь к ней и любовь к богу как-то странно сливались в одно чувство.
Неточные совпадения
Штольц тоже любовался ею бескорыстно, как
чудесным созданием, с благоухающею свежестью ума и
чувств. Она была в глазах его только прелестный, подающий большие надежды ребенок.
Казалось, она была частью его самого; звуки, которые она издавала, лились будто из собственной его согретой и разнеженной груди, и каждый изгиб его
чувства, каждый оттенок его скорби тотчас же дрожал в
чудесной дудке, тихо срывался с нее и звучно несся вслед за другими, среди чутко слушавшего вечера.
Рассказы дворовых мальчишек, бегавших за нами толпою, о
чудесном клеве рыбы, которая берет везде, где ни закинь удочку, привели меня в восхищение, и с этой минуты кончилось мое согласие с матерью в неприязненных
чувствах к Багрову.
Те добродетельные мысли, которые мы в беседах перебирали с обожаемым другом моим Дмитрием,
чудесным Митей, как я сам с собою шепотом иногда называл его, еще нравились только моему уму, а не
чувству. Но пришло время, когда эти мысли с такой свежей силой морального открытия пришли мне в голову, что я испугался, подумав о том, сколько времени я потерял даром, и тотчас же, в ту же секунду захотел прилагать эти мысли к жизни, с твердым намерением никогда уже не изменять им.
И оттого было в их танце
чувство стремления ввысь,
чудесное ощущение воздушного полета во вращательном движении, блаженная легкость, почти невесомость.
Глядя на потолок, как бы припоминая, он с
чудесным выражением сыграл две пьесы Чайковского, так тепло, так умно! Лицо у него было такое, как всегда — не умное и не глупое, и мне казалось просто чудом, что человек, которого я привык видеть среди самой низменной, нечистой обстановки, был способен на такой высокий и недосягаемый для меня подъем
чувства, на такую чистоту. Зинаида Федоровна раскраснелась и в волнении стала ходить по гостиной.
Спорить было бесполезно, ибо в Прокопе все
чувства и мысли прорывались как-то случайно. Сегодня он негодует на немцев и пропагандирует мысль о необходимости свергнуть немецкое иго; завтра он же будет говорить:
чудесный генерал! одно слово, немец! и даже станет советовать: хоть бы у немцев министра финансов на подержание взяли — по крайности, тот аккуратно бы нас обремизил!
— Какой
чудесный голос у Марьи Павловны, — заметил он, — и с каким она
чувством поет!
Когда в столовой застучали посудой, Лысевич стал проявлять заметное возбуждение; он потирал руки, поводил плечами, жмурился и с
чувством рассказывал о том, какие обеды когда-то задавали старики и какой
чудесный матлот из налимов умеет готовить здешний повар, — не матлот, а откровение!
И Саша не спал внизу, — слышно было, как он кашлял. Это странный, наивный человек, думала Надя, и в его мечтах, во всех этих
чудесных садах, фонтанах необыкновенных чувствуется что-то нелепое; но почему-то в его наивности, даже в этой нелепости столько прекрасного, что едва она только вот подумала о том, не поехать ли ей учиться, как все сердце, всю грудь обдало холодком, залило
чувством радости, восторга.
Восторг был такой же, и надобно правду сказать, что величественная фигура Яковлева в древней воинской одежде, его обнаженная от шлема голова, прекрасные черты лица,
чудесные глаза, устремленные к небу, его голос, громозвучный и гармонический, сильное
чувство, с каким произносил он эти превосходные стихи — были точно увлекательны!
А когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и
чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только двадцать два года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья, овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной,
чудесной и полной высокого смысла.